Автор: Комар Нервный Кокаинист
Фандом: Тени исчезают в полдень
Пейринг: Фрол Курганов/Устин Морозов
Саммари: надеюсь, что все помнят притчу, если нет, первая часть здесь www.diary.ru/~anasasolnce/p163084547.htm
Сняли бушлаты, на берег сошли,
Переодевшись в кожанки.
Сами потом по этапу пошли
Стылой зимой, летом жарким…
(А. Розенбаум «Слева забор, справа забор»)
III
Фрола раздражало чересчур правильное произношение чужака и не всегда понятный всем зеленодольцам южный акцент. Его выводила из себя одна особенность в работе Устина, вроде бы и трудится как все, а всё равно, будто через себя переступает с каждым взмахом косы. Ещё Курганову не нравилось его выражение лица, когда тот прикуривал папиросу, будто в жизни ничего хуже не курил. Всё это и многое другое настораживало Фрола, он не мог расслабиться в присутствии Морозова, был всегда начеку.
IV
Двое мужчин, молча, возвращались с сенокоса домой, тропинкой, по которой никто больше не рискнул бы идти.
Но к чудачествам этой странной парочки все уже давным-давно привыкли. Зеленодольцы уже и не пытались уловить в их поведении и толику логики. Только Захарку всё свербило:
«Когда это они успели так сдружиться?».
Но на этот вопрос он никогда бы не получил ответа… Потому, что реальной дружбы между этими двумя никогда не было, только постоянный жалящий страх, опостылевший обоим шантаж и какая-то постоянно зудящая и разъедающая их изнутри боль, которую только они могли понять друг в друге.
Тропинка выводила к дому одного из них, но для другого это была не близкая дорога к жилищу. Мужчина пониже шел на несколько шагов впереди своего попутчика, который плелся, низко склонив голову, смотря себе под ноги, будто провинившийся школьник.
Фрол прекрасно понимал, что неспроста, прижимистый человек, всегда одетый в чёрное, слегка коснулся лезвием косы его сапога, преграждая дорогу там, на поле; неспроста посмотрел своими гадючьими глазами, неспроста махнул головой в сторону тропки, по которой ему следовало пойти..
Стоял знойный июльский день, туч не предвиделось. Пот с мужчин лил ручьём. Спастись от жары можно было, только укрывшись в прохладном, преющем стогу сена. Устин бухнулся в стог, и, вытащив одну соломинку, стал нажевывать её во рту, он отвернулся от попутчика, рассматривая бескрайние поля неродного края. Делать было нечего, как покорный раб, Фрол тоже упал в скатанные колосья, недалеко от Устина.
- Хорошо, Фрол Петрович? – как-то невесело протянул Морозов.
- Чего хорошего? – идентично своему оппоненту ответил Курганов.
Устин усмехнулся и посмотрел на Фрола…понимающе.
- Действительно, ничего хорошего, - сказал он, выплюнув соломинку и повернувшись к Фролу. Большие мозолистые руки Устина, когда-то чистые, холеные и белые, ломали пучки золотых колосков.
- Я все смотрю, что ты на Наташку засматриваешься…- изо всех сил стараясь скрыть ненужные чувства, начал Устин.
- На какую Наташку? – сказал Фрол, презрительно отвернувшись от собеседника.
Устин закатил глаза и погрубевшим голосом ответил:
- На Меншикову!
Морозов пристально рассматривал лежащего перед ним мужчину. Глаза у Фрола были закрыты. От странного вопроса, он лишь поджал полные губы, по всему было видно, что этот разговор не по душе Курганову, но выхода у него не было.
- Ты это брось! Зачем тебе эта соплюха, вон Стешка от тебя глаз оторвать не может, - прошептал Устин и вдруг резко замолчал, вспоминая гордые затуманенные Наташкины глаза.
- На что мне Стешка? Она с Захаркой гуляет! – без особого интереса протянул зеленодолец.
- Разве тебя это может остановить? Что тебе с того? Да, разве тебя это может остановить, Фрол? – завораживая хриплым придыханием, проговорил коварный внушитель в ухо равнодушно лежащему мужчине, с хитрецой произнося последнее предложение, чтобы оно дошло туда, куда надо.
Фрол задышал сильнее, посмотрел в глаза мучителя.
- Я не буду…Нет. Я не хочу, - слабо аргументировал свой отказ Фрол, приподнявшись на руки, попятился подальше от чужеземца.
- Фролка, помнишь наш разговор? Ты же меня тогда понял? Понял? – сверкая злющими глазами, переспросил Устин.
- Зачем тебе то это? – вскрикнул Курганов.
Вопрос раздался колокольным звоном в голове Морозова, в висках заколотили маленькие молоточки, в глазах заметлесило, он сморщился и уткнулся лицом в солому.
Филипп, Демид и Серафима заговорили в памяти Устина, перебивая друг друга. Уже было не разобрать, кто говорит:
«Я дам тебе половину моей веры, да смотри, не растеряй...», – говорил в пол тона Филька, боясь чужих ушей на далеко оставшихся болотах.
«Надо бороться за своё…»,- ревел чужими словами Демидка, впиваясь рукою в плечо Устина.
«Я посажу семена, взойдут ровные ростки один к одному…», - лепетал молодой, теплящий надежду голос, его тогда ещё любимой жены.
« И надо ждать, ждать, ждать» - три голоса вопили хором , а под конец слились в один Фролов.
Мужчина взялся руками за уши, его стало лихорадочно трясти, ноги бились о землю. Фрол силой пытался успокоить его, прижимая руками его плечи к земле. Всем телом он навалился на него и стал кричать:
- Устин! Устин!
Приступ стал отступать, судорога прошла. Устин был весь в холодном поту.
Этот недуг случился с Устином из-за того, что он и сам не знал ответ на вопрос, который задал Фрол. Он не знал, зачем делает то, что делает, кому это вообще надо и есть ли от этого хоть какая-нибудь польза. Он не чувствовал поддержки. День ото дня он понемногу просто сходил с ума от неизвестности. Тучи сгущались над его фальшивым миром, все надежды таяли. И веры, веры уже совсем не оставалось. Она исчезла, он растерял её на пути вредительства этому предательскому миру, на пути убийства… И уже никакая сила не человеческая, не какая-либо другая не смогли бы её вернуть. Но всё же, надо было продолжать эту комедию, он слишком многим пока должен в этой жизни. Собравшись с силами, он пришел в себя.
Успокоившись, но всё ещё хрипло дыша, - тридцатипятилетний Устин сказал Фролу, сжимая его руку:
- Ты сам знаешь. Вспомни, чего тебе Захарка в жизни сделал! – продолжил, не потеряв, еще однако, свои излюбленный тон, который был ясен всем, даже Илюшке Юргину, который сам за словом в карман никогда не лезет. Отпустив тяжелый кулак, - Ну, вспомнил?
А Фрол никогда и не забывал…
- Я то помню! А тебе он что сделал?
Устин скривил губы, грозя черно-жемчужными глазами.
- Не надо больше этих допросов мне устраивать. Понял!
С трудом он попытался подняться на ноги, но не смог. Дрожь до конца ещё не прошла. Тогда Фрол взял его на руки и понес к дому Морозовых.
V
Наступила осень, ноябрь, снег уже лежал по колено.
Фрол стоял на Марьином Утесе, в первый раз после того случая, который перечеркнул всю его жизнь. Кровавым градом его долбили жуткие воспоминания о случившейся здесь трагедии. Мужчина ткнулся носом в варежку, силясь не заплакать. Вдруг опять, как тогда, в первую их встречу, он почувствовал человека за спиной. Он не стал оборачиваться, не было необходимости, просто сказал.
- Что ты тут забыл?
Устин грустно поравнялся с человеком, потом спустился пониже, к гордо стоящему осокорю, посаженному Анисимом на могиле Марьи Вороновой. Деревце было ещё не большое, худенькое, но уже такое великое и знаменитое. Морозов взялся рукой за его ствол, на земле поблёскивал красивый ножик. В руках у Устина был топор.
«А моё деревце стало уже подгнивать», - с грустью подумал Устин.
Фрол озадачено смотрел на своего «друга», который буквально преследовал его по пятам.
Устин размахнулся и попытался ударить топором ствол дерева. Фрол помешал, столкнул его, они оба чуть не упали вниз, с обрыва. Фрол придавил Устина к скале.
- Что это ты творишь, черт? – бешено заорал он, - Никогда больше, не смей! Слышишь? Это не твоё дерево, это дерево не веры, это дерево моей надежды!
Устин ошарашено уставился на Курганова:
- Откуда ты знаешь, телец? - и вспомнил свой приступ паники в поле, на сеновале, - На что тебе надеяться, дурак! Они никогда тебе не простят. Никогда!
Фрол стал сдавливать шею Устина.
- Заткнись, заткнись. Как ты можешь знать всё на свете? Мир он такой большой, а ты…ты такой червь в этом мире, ты стервятник, вот ты кто…Которого надо уничтожить.
- Как и ты, - страшно хрипел Устин, задыхаясь, - Ты такой же как я – убийца! Твои руки тоже в крови.
- Нет, Устин! Я не такой, как ты! Таких, как ты в мире по пальцам пересчитать можно, мало вас тварей, осталось. И я ещё одного порешу.
Шея захрустела под стальными руками Курганова.
В последние секунды своей жизни Морозов вспоминал, как молодая Серафима жадно целовала его и дрыгала ножками, как висела на его шее, когда он возвращался домой с новым пленным-красным, которого в последующем, до смерти будут пытать. А Серафима будет стоять возле домика, наблюдая за страшными мучениями пленного и неистово смеяться.
- Костя… - глухо прозвучало последнее слово умирающего Жукова.
Матовые глаза Фрола стали снова безразличными. Он поднялся и ногой столкнул тело в Светлиху. Потом вздохнув полной грудью, он спустился в деревню и, не дожидаясь тысячного «Понял?», увёл Степаниду у Захара, прямо из-под венца. Также как Устин не понимая, зачем и кому это было надо.